Российский «список Гуантанамо»: реакция США

Аспекты.net. Известие о существовании у Москвы «списка Гуантанамо» на данный момент вызвало в США практически нулевой резонанс. Сутки спустя о нем упомянули лишь газета Los Angeles Times и агентства Bloomberg и UPI.

И корреспондент газеты Сергей Лойко, и UPI процитировали научную сотрудницу московского Центра Карнеги Лилию Шевцову, по словам которой в прошлом Кремль публично признал, что по крайней мере часть из содержавшихся в Гуантанамо россиян действительно занималась терроризмом. «Если так пойдет и дальше, — заметила она, — то скоро они наложат визовые ограничения на американских официальных лиц, которые участвовали в ликвидации Усамы бин Ладена».

Замминистра иностранных дел России Сергей Рябков заметил по телефону корреспонденту Bloomberg Степану Кравченко: «Мы приняли решение расширить обычный список и для удобства назвали его «Списком Гуантанамо». Это лейбл. Как «Джонни Уокер».

Предполагаемые американские фигуранты проскрипционных списков Кремля крайне скупы на комментарии. Я начал попытки получить у них комментарии еще в ноябре, но добился ничтожного успеха.

Например, прокурор Брендан Макгвайр, представлявший обвинение на процессе Виктора Бута, отказался обсуждать эту тему и отфутболил меня в пресс-отдел прокуратуры Южного округа Нью-Йорка, где обычно сравнительно словоохотливы, но сейчас тоже отрезали No comment!

Прощаясь, я спросил у Макгвайра, нет ли у него дачки в Подмосковье, на которую теперь могут наложить арест. В ответ он только хихикнул.

Такая же реакция последовала от седовласого федерального судьи Джеда Рейкоффа, который председательствовал на процессе ростовчанина Константина Ярошенко и приговорил его к 20 годам тюрьмы за преступный сговор с целью транспортировки нескольких тонн кокаина.

Американские федеральные судьи практически не встречаются с журналистами, но на днях Рейкофф попался мне в лифте манхэттенского суда. Когда я затронул «закон Бута», судья лишь громко расхохотался.

В декабре я спросил у одного из членов адвокатской команды Бута, как он относится к переспективе того, что судье Шире Шендлин, которая приговорила россиянина к 25-летнему сроку за сговор с целью продажи крупной партии оружия террористической организации, могут закрыть въезд в Российскую Федерацию.

«Да им надо ей свечку поставить! – воскликнул он. – Она из кожи лезла, чтобы быть объективной!».

Шендлин действительно дважды спасла Бута от спецрежима, она несколько раз замечала, что он не террорист, а бизнесмен, а однажды сделала практически беспрецедентный шаг и обвинила двух следователей, допрашивавших Бута после его ареста в Бангкоке, во лжи под присягой.

Без Василия Блаженного

Правда, в тот же день судья спохватилась и отозвала соответствующий документ, чтобы смягчить в нем формулировки, но даже здешние болельщики россиянина признавали мне, что она не подыгрывала властям. По их словам, насколько позволял ей закон, она пыталась облегчить участь Бута, когда считала, что с ним поступают несправедливо.

Большинство потенциальных фигурантов российских черных списков от вопросов на эту тему отмахиваются.

Исключение составляет виргинский судья Теренс Ней, оправдавший американца Майлса Харрисона, который забыл в машине на солнцепеке маленького Диму Яковлева. Как заявил Ней New York Times, ему жаль, что он лишится возможность съездить в Россию, но особого расстройства он по этому поводу не испытывает.

По его словам, судья сказал жене, что «когда ты будешь читать в газете раздел путешествий, Россию можно пропускать».

Он сказал, что они с женой давно поговаривали о том, чтобы съездить в Москву и Санкт-Петербург, посетить храм Василия Блаженного и родину Достоевского. «Эту поездку мы не совершим», — пожал он плечами.

Судья заметил New York Times, что национальность мальчика не играла ни малейшей роли в его решении.

Если «список Димы Яковлева» мои американские собеседники воспринимали с единодушным возмущением, то «список Гуантанамо» производит на часть из них уже несколько комичное впечатление.

«Это чуть более осмысленная мера, чем запрет на усыновление, — заметил мне в субботу помощник одного из членов конгреса, попросивший не называть его имя. – Но это небольшой комплимент. Это шаг вперед по сравнению с советской эрой, когда их дипломатия заключалась в битье башмаком по столу. Но все, что мы слышим в последнее время из Москвы, — это угрозы вроде «реакция последует незамедлительно!», «ответ будет ассиметричным!», — и уже тянет отмахнуться, дескать, не берите в голову, это у них манера такая».

«Возьмите любой конфликт: список Магнитского, коллекция Шнеерсона, — продолжал мой собеседник, — везде мы слышим одно и то же. «Реакция последует незамедлительно!». И я подумал: подождите, подождите, да в той же манере Россия разговаривает и с Евросоюзом, когда торгуется насчет безвизового въезда. «Мы год будем проявлять терпение, но если мы не получим, чего мы хотели, то реакция будет незамедлительной!». «И ассиметричной!».

«Но ведь американского вице-адимирала вроде не впустили!» — заметил я.

«Да, но это они говорят! – засомневался помощник конгрессмена. — Я пока не видел никаких других сообшений или интервью с этим адмиралом. А был ли мальчик?»